Иерусалим обреченный [= Жребий; Салимов удел; Судьба Салема; Судьба Иерусалима / Salems Lot] - Стивен Кинг

— Ты не можешь снять квартиру! У тебя нет денег!

— У меня сотня наличными и три сотни у банке, — спокойно ответила Сьюзен. — Да и работа найдется. Мистер Лабри предлагал сколько раз.

Анна Нортон поднялась на две ступеньки. Злость покинула ее, уступая место испугу.

— Дорогая, успокойся, — произнесла она тоном ниже. — Я только хочу, чтобы тебе было лучше.

— Не нужно, мама. Прости, что я тебя ударила. Я очень виновата. Я тебя действительно люблю. Но все-таки я перееду. Давно надо было. Ты должна сама понимать.

— Думаешь, этого достаточно? — Теперь миссис Нортон действительно раскаивалась и боялась. — Я все еще не думаю, что была не права. Этот Бен Мерс — я видела таких выскочек. Все, что ему нужно…

— Довольно.

Сьюзен отвернулась.

Мать поднялась еще на ступеньку и крикнула ей вслед:

— Флойд уходил в ужасном состоянии. Он…

Но закрывшаяся дверь комнаты Сьюзен прервала ее.

Сьюзен бросилась на кровать — еще так недавно украшенную куклами и пуделем с транзистором в животе — и лежала, уставившись в стену и стараясь не думать.

Она почти видела газетные заголовки: «Молодой писатель с женой попадают в „случайную“ аварию на мотоцикле». И фотография — слишком кровавая для провинциальной газеты, как раз в духе Мэйбл.

А самое страшное, что зерно сомнения все-таки посеяно. Глупо! Ты воображала, что, прежде чем попасть сюда, он хранился в холодильнике? Заклеенный антисептической целлофановой пленкой — как стакан в мотеле? Глупо! Но зерно посеяно. И за это она чувствовала к матери уже не подростковое раздражение, а что-то темное, граничащее с ненавистью.

Она с трудом отогнала эти мысли и, закрыв лицо рукой, погрузилась в тяжелую дремоту, прерванную взвизгом телефона внизу, а потом — еще резче — возгласом матери:

— Сьюзен, это тебя!

Она спустилась вниз, заметив по дороге, что уже половина пятого. Солнце стояло на западе. Миссис Нортон начинала готовить ужин. Отец еще не вернулся домой.

— Алло?

— Сьюзен? — знакомый голос, но она не могла сразу понять, чей. — Сьюзен, это Ева Миллер. У меня плохие новости.

— Что-нибудь случилось с Беном? — во рту пересохло, рука потянулась к горлу. Миссис Нортон встала в дверях кухни с лопаточкой в руке.

— Ну, тут была драка. Днем появился Флойд Тиббитс…

— Флойд!

Миссис Нортон вздрогнула от голоса Сьюзен.

— Я сказала, что мистер Мерс спит. Он сказал: «Ладно», вполне вежливо сказал, но он был так странно одет. В древнюю какую-то куртку и странную шапку и прятал руки в карманы. Я не догадалась предупредить мистера Мерса, когда он встал. Столько было шуму…

— Что случилось?! — почти взвизгнула Сьюзен.

— Ну, Флойд побил его, — виновато сказала Ева. — Прямо у меня на стоянке. Шельтон Корсон и Эд Крэйг вышли и оттащили его.

— С Беном все в порядке?

— По-моему, нет.

— Что? — она вцепилась в телефонную трубку.

— Флойд швырнул мистера Мерса на его иностранный автомобильчик, и он ушибся головой. Карл Формен отвез его к Кэмберлендскую больницу без сознания. Больше я ничего не знаю. Если ты…

Сьюзен бросила трубку и побежала за пальто.

— Сьюзен, в чем дело?

— Твой милый мальчик Флойд Тиббитс, — Сьюзен едва сознавала, что начинает плакать, — он отправил Бена в больницу.

И выбежала, не дождавшись ответа.

Она добралась до больницы в половине седьмого и теперь сидела в неудобном пластиковом кресле, тупо глядя в журнал «Хорошая хозяйка». «И здесь я одна, — подумала она. — Как чертовски ужасно!» Она хотела позвонить Мэтту Берку, но одумалась при мысли, что может прийти доктор и не застать ее.

На больших часах приемной ползли минуты. В десять минут восьмого из дверей шагнул врач с пачкой бумаг в руках.

— Мисс Нортон? — спросил он.

— Да, да. С Беном все в порядке?

— На это я сейчас не могу вам ответить. — Он увидел, что ее лицо заливает страх, и добавил: — Кажется, да, но лучше пусть полежит дня два-три здесь. У него трещина, множество кровоподтеков, контузия и страшно подбит глаз.

— Могу я его видеть?

— Не сегодня. Ему ввели успокаивающее.

— Минутку! Пожалуйста! Одну минуту!

Он вздохнул:

— Можете посмотреть на него, если хотите. Он, наверное, спит. Я не хотел бы, чтобы вы ему что-нибудь говорили, если только он сам не заговорит с вами.

Доктор сам отвел ее на третий этаж, а потом в самый конец длинного, пахнущего лекарствами коридора. Бен лежал с закрытыми глазами, укрытый до подбородка простыней. Он казался таким бледным и неподвижным, что целую минуту Сьюзен с ужасом думала, что он мертв — тихо отошел, пока они с доктором разговаривали внизу. Потом она разглядела, что медленно поднимается и опадает грудная клетка, и облегчение оказалось так велико, что чуть не свалило девушку с ног.

«Я люблю этого человека, — подумала она. — Выздоравливай, Бен. Выздоравливай и быстрее заканчивай свою книгу, чтобы мы могли удрать из Лота вдвоем — если, конечно, ты захочешь взять меня с собой. Лот не на пользу нам обоим».

— Пожалуй, лучше вам сейчас уйти, — сказал врач. — Может быть, завтра…

Бен зашевелился и издал горловой звук. Глаза его медленно открылись, закрылись, открылись опять. Во взгляде, одурманенном наркотиком, все же отразилось понимание ее присутствия. Он протянул к ней руки. Из ее глаз текли слезы, когда она улыбнулась и сжала его руку.

Он пошевелил губами, и она наклонилась, стараясь расслышать.

— В этом городе есть и настоящие убийцы, а?

— Бен, мне ужасно жаль!

— По-моему, я выбил у этого парня один-два зуба. Неплохо для писателя, правда?

— Бен…

— По-моему, хватит, мистер Мерс, — посоветовал врач. — Дайте клею схватиться.

Бен поднял на него глаза:

— Одну минуту.

Потом пробормотал что-то неразборчивое.

Сьюзен наклонилась:

— Что, дорогой?

— Уже стемнело?

— Да.

— Хочешь навестить…

— Мэтта?

Он кивнул.

— Скажи ему… пусть расскажет тебе все. Спроси его… знает ли он отца Кэллахена. Он поймет.

— О’кей, я передам, — пообещала Сьюзен. — Теперь спи. Хорошего сна, Бен.

— Люблю тебя. — Он пробормотал что-то еще, потом глаза его закрылись. Дыхание стало глубже.

— Что он сказал? — переспросил доктор.

Сьюзен сдвинула брови.

— Похоже на «Закрывайте окна», — сказала она.

Вернувшись за пальто, она застала в приемной Еву Миллер и Хорька Крэйга. Порыжевший меховой воротник Евы определенно предназначался для торжественных случаев, а на Хорьке болталась слишком большая для него куртка мотоциклиста. У Сьюзен потеплело на душе.